Беседует Евгений Никифоров 

Справка

Василий Анисимов родился 10 июля 1959 года в Черкасской области. В 1976 году окончил среднюю школу в городе Смела и поступил на филологический факультет Киевского госуниверситета имени Т. Шевченко.

В 1981 году после окончания вуза служил в рядах Советской армии. По окончании службы работал преподавателем в школе, консультировал молодежную студию при Союзе писателей Украины, сотрудничал с киевскими газетами и журналами.

С 1987 по 2000 год — литературный консультант, корреспондент, обозреватель, заведующий отделом политических исследований, член редколлегии газеты «Независимость» (до 1990 года — республиканская молодежка «Комсомольское знамя»).

2000-2001 — заведующий отделом политики и экономики партийного еженедельника СДПУ О «Наша газета +».

С марта 2001 года — референт Предстоятеля Украинской Православной Церкви, руководитель пресс-службы УПЦ.

В центральной прессе публикуется с 1980 года. Член Союза журналистов (1990), Заслуженный журналист Украины (1998).

Награжден премией международной Ассоциации журналистов, пишущих на чернобыльские темы и орденом Союза Чернобыль Украины «За гуманизм». За творческие достижения награжден «Золотой медалью» Киевского Союза журналистов (1996).

Статьи по церковной проблематике переиздавались в отечественной и зарубежной прессе, а также выходили отдельными сборниками «Истинный лик филаретовского патриархата» (1998), «К истории автокефального и филаретовского расколов» (2002). Награжден орденами Украинской Православной Церкви: Преподобного Нестора Летописца и Равноапостольного князя Владимира.

Источник

– Василий Семенович, давай поговорим о церковной журналистике на Украине, ведь исполняется 15 лет пресс-службы УПЦ. Можно подводить какие-то итоги?

– Правильнее было бы не итоги подводить, а посыпать голову пеплом. Я в июне писал материал, в котором разбирал антицерковную речь президента Петра Порошенко на придуманном юбилее лидера раскольников М. Денисенко (Филарета), и вспомнил, что так же строчил целые развороты, полемизируя и опровергая антицерковные наветы в речах президентов Кравчука, Кучмы, Ющенко. И это было не 15, а 24 года назад. Когда-то писал от руки, бросал на машинку, потом появились компьютеры, интернет. Прошла уже почти четверть века, целая эпоха, а мы все вращаемся на атеистических кругах своя. Причем это касается лишь православных. Если бы из уст руководителей державы когда-то хоть раз что-то нелицеприятное или озадачивающее прозвучало в адрес унии, расколов, римо-католиков, мусульман, иудеев или, не дай Бог, протестантов, то политики, правозащитники, институты религиозных свобод, грантоеды всех мастей бились бы в истерике: нарушение прав верующих, вмешательство в церковные дела! А Православная Церковь – привычный объект для битья. Это традиция нашей общественно-политической жизни, которой мы и стремились как-то противостоять. Даже в нынешний праздник Крещения Руси, день рождения Православной Церкви, президент не удержался от нападок на нее, собственно говоря, его речь из них только и состояла. А если первые лица державы себе такое позволяют, то что говорить об остальных?

– А в сегодняшней накаленной обстановке это не так уж и безобидно?

– Конечно. Вот чем обосновывал прямо на камеру какой-то депутат Бориспольского горсовета неприятие Крестного хода? Той же распространенной М. Денисенко глупой ложью о том, что православные священники Донбасса подбрасывают мобилки в воинские части и являются наводчиками российских «Градов», убивавших наших солдат. Слово в слово. В Киеве оклеветали Крестный ход, в Борисполе в него полетели камни. Поэтому всякая антицерковная ложь небезопасна, ее надо не бояться разоблачать, памятуя, что молчанием предается Бог.

– Но разоблачителей сегодня немного?

– Церковная проблематика мало кого интересует, борьба за интересы Церкви ни журналисту, ни изданию ничего доброго не сулит, разве что врагов обретут, влиятельных и мстительных. Поэтому печатных изданий, телеканалов, системно защищающих права православных, днем с огнем не сыщешь, в сети их тоже – с гулькин нос. Другое дело, когда СМИ бесстрашно защищают власть, кормильцев-олигархов, политические партии, отражают российскую агрессию, изобличают всевозможных сепаратистов, чем у нас все и занимаются, – здесь и слава, и престиж. Хотя были и Сергей Киселев, и Александр Анисимов, и Лариса Козик, и Елена Мамонтова – замечательные столичные журналисты. У них не получилось долго пожить, поскольку прошли Чернобыль, но они были стойкими защитниками Православной Церкви в медиапространстве. Конечно, тогда оно не было столь политически зарегулированным.

Западные журналисты вообще не понимают этой проблемы: для чего власти в демократической державе держать Православную Церковь за горло – не возвращать экспроприированную атеистами церковную собственность, не восстанавливать в юридических правах, вмешиваться в ее внутренние дела и т.д. Ведь все знают: чем больше в обществе верующих, тем меньше преступности, вражды, злобы, агрессии, экстремизма.

– Но ведь Петр Порошенко – прихожанин нашей Церкви?

– В том-то и дело. После оранжевой революции, когда раскол и уния тоже пытались поднять антиправославную волну, Петр Порошенко жестко выступил в защиту УПЦ. Я с ним несколько раз встречался, когда он был депутатом, книги свои антираскольничьи дарил, он даже помог как-то в одном деле по Винницкой области. Есть запись встречи президента с Блаженнейшим Онуфрием, после избрания его Предстоятелем, где президент эмоционально уверяет Митрополита, что миротворческая деятельность Церкви востребована обществом и будет всемерно поддержана властью.

– А теперь произошел разворот?

– Здесь не столько разворот, сколько деградация госуправления. Они же люстрацию провели, выгнали тех, кто годами первым лицам речи сочинял. Это ведь тоже наука. Помню, при Союзе моего коллегу, известного публициста, в ЦК вызывали в какую-то группу, которая речь Щербицкому готовила, чтобы она соответствовала и новому мышлению, и демократии, и перестройке, и литературным нормам украинского языка. Если мы уже два года и душой, и властью в Европе, то и речи, касающиеся Церкви, должны быть европейскими. Можно ли представить, чтобы Олланд, Меркель или Дуда грозно поучали Церковь, задачи ей ставили? Я встретился с этим журналистом-филаретовцем, который нынче антиправославные спичи президенту ваяет, имел с ним беседу, объяснял, что он уже не на Майдане, где всякое воинствующее лыко в строку, и власть не должна быть рупором раскола – это губительно для нее самой. Но он счастлив, что удалось в уста первого лица вложить всемерную хвалу М. Денисенко (Филарету) и «уесть» УПЦ «хлестким» сравнением нашего Крестного хода (шествия) с российским «иностранным нашествием» на Донбасс.

– И чем ты объясняешь такую живучесть раскола, ведь он, казалось бы, уже неоднократно изобличен вдоль и поперек?

– Беззаконием. Раскол – это проблема не информационного, а правового пространства. Я говорил Блаженнейшему Митрополиту Владимиру: то, чем мы занимаемся, полемизируя с расколом, это не журналистика. Журналист ведь не исправляет человеческие души, не наставляет на путь истинный, не благовествует, как некоторые думают, а на совершенно конкретной фактуре ставит перед общественностью вопросы о попранных правде, справедливости или законности, если, допустим, он в криминальной тематике работает. Коли материал убедителен, то должны реагировать не только общественность, но и власть, поскольку законность, правда и справедливость – столпы государственности. В 1980-1990-е так и было: органы власти информировали издания о том, что вот статья рассмотрена, факты подтвердились, меры для восстановления справедливости приняты. Если криминал – реагировала прокуратура. По одному моему материалу, помнится, даже против руководителя правительства уголовное дело возбуждали. А раскол – это задержавшееся преступление, если не сказать – уже привычное. И сами филаретовцы прекрасно знают, что они и лжецы, и воры, и святотатцы, и самозванцы, но оправдываются, дескать, не корысти же ради, а во имя державы! Будто без воров, лжецов и святотатцев она просто развалится!

– Но ведь их снимали с регистрации?

– Дважды. Первый раз в 1993 году. В то время по указанию президента Кравчука власть, засучив рукава, давлением, шельмованием, насилием, избиениями, при помощи милиции, боевиков УНА-УНСО, «казачков» Червония и Поровского загоняла православные общины в раскол, отбирая у них храмы, имущество. УПЦ тогда была в информационной блокаде, но некоторые независимые СМИ встали на защиту Церкви, в том числе и «Независимость», в которой я работал. Против этих изданий и журналистов филаретовские нардепы строчили обращения в Генпрокуратуру, иски в суды за клевету, антиукраинскую деятельность и т.д. Это сильно напрягало, поскольку приходилось в суды ходить, как на работу, некоторые дела аж до Верховного суда доходили. На одной судебной тяжбе с председателем Госкомрелигий Арсеном Зинченко в мою защиту выступал Сергей Головатый, народный депутат-руховец, известный юрист, он при Кучме даже стал министром юстиции Украины. Головатый возглавлял Украинскую правнычу фундацию, которая вместе со светилами правовой мысли из Европы и США проводила в Украине различные международные форумы по правам человека, отмене смертной казни, гуманизации уголовного кодекса и т.д. Я посещал эти конференции и удивлялся: люди краснобайствовали о высоких правовых материях в стране, где властью массово, тупым насилием и мордобоем нарушались права верующих. Я написал статью, в которой указал, что, очевидно, для мировой правозащиты права верующих не являются правами человека. Это их задело. Сергей Головатый со своей фундацией, сославшись на эту публикацию и ряд других, выступил с развернутым юридическим анализом создания филаретовского раскола, в котором были указаны десятки нарушений статей Конституции и законов Украины, норм международного права, допущенных высшими органами государственной власти. Этот анализ под заголовком «Когда законники становятся фарисеями» был опубликован в парламентской газете «Голос Украины» и в некоторых центральных СМИ. А также отправлен в Генеральную прокуратуру в качестве депутатского запроса. В августе 1993 года Генеральный прокурор Украины Виктор Шишкин вынес протест, снимающий филаретовский раскол с регистрации.

– Почему же не сняли?

– Потому что президент предпочел снять генерального прокурора, а с ним и все руководство прокуратуры. Шишкин с Головатым считали, что любой судья, «первокурсник юрфака» поставит точку в деле раскола, но власть до суда не допустила. Головатого подвергли остракизму, как «агента Москвы», кормящегося «длинным рублем», хотя он был руховцем-националистом и автокефалистом. Но протест сыграл свою положительную роль: правоохранители, власти на местах не горели желанием участвовать в создании филаретовской «церкви», поскольку все это было объявлено Генпрокуратурой беззаконием и аферой. Да и сам Кравчук нажал на тормоза, ибо храмовая война грозила перерасти в гражданскую, страна была доведена до ручки, и он сам вынужден был пойти на досрочные выборы, которые проиграл. Филарет, конечно, обвинил власть в предательстве: обещали всех загнать в раскол, а загнали немногих. Правда, они успели захватить много православных храмов на родине Кравчука – в Ровенской области и на Волыни, в том числе древние, еще царские, кафедральные соборы, а также епархиальные управления, Волынскую духовную семинарию. И хотя суды постановили все вернуть законным владельцам, до сих пор никто ничего не возвращает. Этот случай показал, что за расколом и беззаконием стоят не просто какие-то коррумпированные чиновники, но высшая государственная власть Украины.

– Однако при Леониде Кучме Генеральная прокуратура снова пыталась снять раскол с регистрации?

– И снова вопреки воле президента. На выборах 1991 года Филарет агитировал за Кравчука против его главного оппонента – Черновола, которого именовал бандеровцем-фашистом, а в 1994 году уже против Кучмы, которым пугал паству, что тот погубит Украину, превратив ее в губернию России. Хотя у нас по закону религиозным организациям запрещено заниматься предвыборной агитацией. Естественно, став президентом, Кучма стал зачищать раскол. Первым делом было арестовано более сотни боевиков-наемников, которые гнездились у Филарета. После провалившегося антикучмовского путча в июле 1995 года, в котором Филарет не последнюю скрипку играл, налоговики занялись коммерческими структурами М. Денисенко: были обнаружены и банк, и фирмы, занимавшиеся торговлей нефтью, иномарками, бытовой техникой на миллионы долларов с «криминальным сокрытием от налогообложения». Филарет жаловался, что его допрашивают, как бандита-преступника. Кучма на всех пресс-конференциях обещал всех вывести на чистую воду и строго наказать. Время шло, через пару лет начались суды над наемниками, адвокаты требовали привлечь Филарета, а не стрелочников, но его никто не трогал. На Пушкинской появился сначала глава администрации президента Дмитрий Табачник, затем сам Леонид Данилович стал захаживать к Филарету на огонек и рюмку чаю. Президент, вместо того чтобы вырвать, как обещал, филаретовский сорняк с корнем, решил использовать раскол по привычному назначению – для борьбы с социалистами, коммунистами, витренковцами, главными на выборах 1999 года политическими оппонентами. Филарет вмиг стал ярым кучмистом, был украшен государственными наградами. Власть цинично решала проблемы своего политического выживания, а страдала Церковь.

– А раскол пользовался таким влиянием в обществе?

– Конечно, нет. Но у нас постоянная политическая турбулентность, более двадцати правительств сменилось, все требуют то выборов, то перевыборов, и пренебрегать поддержкой даже такого псевдоцерковного, но политически активного ресурса политики не хотят. Филарет – непременный участник политических торгов – отрыто объявляет: мы будем поддерживать тех, кто будет поддерживать нас. Поэтому власть поддерживает беззаконие, беззаконие – власть, так и живем.

Кроме того, беспринципность у нас является основой общественно-политической жизни. Когда того же Сергея Головатого назначили министром юстиции, я ему позвонил, поздравил, выразил уверенность, что теперь солнце закона взойдет над Украиной и что Филарета он отправит на заслуженную чекистскую пенсию. Сергей отвечает, что, мол, увы, Онегин, я уже не та, что все поменялось, он – госслужащий и должен исповедовать «державническую» позицию. Получалось, когда он был оппозиционным депутатом, филаретовский раскол был для него форменным беззаконием, а когда стал министром – «державнической» позицией. И Виктор Шишкин ходил к беззаконному Филарету ордена получать. Даже Вячеслав Черновил, лидер Руха, который и поднял в 1991 году в демократической прессе всю эту бучу против Филарета как исчадия КГБ, коммунизма и «украиножера», вдруг появился на фотографиях в объятиях Филарета. Они были опубликованы в газетах. Я при случае спросил у Вячеслава Максимовича: не горько ли ему было расцеловываться с «украиножером». Он отмахнулся: подумаешь, притащился старый человек с иконой позд�